Автор:	© Пётр Антонов
Дата публикации:	15.10.2013

(Научным консультантом по дайвингу и прототипом главного героя, с его личного разрешения, является Петров Максим. Все события являются фантазией автора и совпадения случайны.)

Не нравилось мне это погружение. Ну, хоть режь... Боялся я лезть в эту тёмную масленичную жижу. И Наиль, мой напарник и друг, оставался на поверхности. Выглядел он, правда, довольным и всем своим видом и поднятыми большим и указательным пальцами, сомкнутыми в кольцо, говорил мне: "Не дрейфь, мол, старик! Всё пучком, Майк!" Да уж, здорово. Чувствую я себя, как подвешенный на тонкой ниточке над бассейном кот. Ноги ватные, в животе мерзко вертится что-то холодное. Кисло показываю Наилю опущенный большой палец. Этот кровожадный жест как нельзя лучше, характеризовал моё отношение к происходящему.

Медленно, очень медленно, опускаюсь на дно. "Мы легли на дно. Мы зажгли огни. Во вселенной только мы одни...". Вот ведь прицепилась... Плавно как слон, помотал головой, чтоб выбросить мелодию из ушей. Но навязчивый "Сплин" впился в меня, как раскаленная на солнце жвачка прилипает к любимым брюкам. Кто это "мы", интересно? Я тут совершенно один. Стоп! Это совсем неправильно, неправильно до такой степени, что опрокидывает всё мироустройство! Где Наиль!? Что за погружение без "бади", твоего напарника — подводного сиамского близнеца! Снова верчу головой, но теперь уже как испуганный слон. Вокруг жёлто-грязное желе, в котором, как предупреждающие пальцы, плавно покачиваются коричнево-мертвенные ламинарии. А, может, эта морская капуста показывает мне, чтоб я убирался отсюда наверх, восвояси. Вот никогда не любил морской капусты и, кажется, что эта антипатия взаимна. "Горят огни, сверкают звезды...". Тьфу, опять. Нет, что-то всё-таки не так... То, что я вижу эти дурные встревоженные водоросли, мне кажется естественным: я их столько перетрогал, что вполне могу их себе представить. Наверняка, что-нибудь забыл наверху... Не помню, рассчитал ли повторно глубину и время пребывания в воде...?

Двигаться в этом мутном подсолнечном масле можно только ужасающе плавно. Как не стараюсь шевелиться чуть быстрее — из этого ровно не выходит ничего хорошего. Сколько сил надо приложить к самому элементарному движению. Нет, ну, однозначно, мне это не нравится! А тревожность тем временем растёт...

Впереди смутно виднеется какой-то объект. Да, здесь, вспоминаю, должен быть затопленный катер. Я ж из-за него сюда полез. Вот только на катер эта утлая рыбацкая лодка, в проеденных гнилью ажурных дырявых чулках, вовсе не тянула. И самое страшное — на корме сидит совершенно чёрный расплывчатый тип и в упор смотрит на меня неморгающими рыбьими глазами. Инстинктивно опускаю руки вниз вдоль бёдер в поисках ножа, хотя вижу, что его нет. Вот оно, как я и думал, забыл, забыл всё-таки! Вокруг такая тишина, что, похоже, мои уши висят дома в прихожей, а в голове плотный рулон ваты. Ни монотонного попискивания таймера подводного компьютера, ни быстрого голоса синтезатора, сообщающего мне пульс и уровень состава воздуха в лёгких, ни голоса Пашки с катера на поверхности с его ехидными замечаниями, которые он любит беззлобно отпускать пока мы подводой. Ну вот, какой-то звук всё же есть. Тревожное пиканье моего зуммера. Подводный комп яростно долбит мне китайским гонгом прямо в ухо, что мой лимит времени истёк и если промедлить ещё чуть-чуть, то подъём мой затянется, ой, как надолго! Но глаза мои прикованы к пламенеющим углям зрачков Чёрного. Сама его фигура, как чернильная клякса, колышется и перетекает, похожая то ли на многопалого лохматого паука, то ли на бесформенного осьминога. Звуки зуммера становятся невыносимы и из-за этого не могу сосредоточиться и сфокусировать взгляд. Всё подернулась дымкой и реальность стала распадаться как сильно увеличенная фотография на зёрна пикселов. Клякса сделала какое-то угрожающие движение в мою сторону и ... Закурила!? От ужаса крик мой превратился в свистящий звук пустого водопроводного крана после ремонта труб. "98": сообщила мне Милена своим безучастным синтезированным голосом, с лёгким компьютерным дефектом речи, излишне наседая на свистящие. Утирая холодную испарину и дыша как марафонец, я окончательно проснулся.

На руке тревожно попискивает браслет — часы здоровья, соединенные с моей подкожный лабораторией на чипе, что непрерывно ведёт мониторинг моего физиологического состояния. Как и всякий слепой, не вижу, но точно знаю, что сейчас на дисплее часов мигает в такт моего пульса раскаленная до красна иконка сердечка, а услужливый голос Милены, соединённый всё с той же лабораторией, безэмоционально сообщает мне: "101. Увеличение умеренной тахикардии в течение 3 минут". Своей безмятежной неотвратимостью она меня доконает... Опускаю ноги с кровати, безошибочно попадая в домашние тапки. Правда левая оказывается на правой ноге и, соответственно, наоборот. Чертыхаясь, наклоняюсь, чтоб исправить всё руками. "103. Тенденция к увеличению сердечного ритма в течении длительного времени без признаков физической нагрузки. Рекомендую вызов неотложной помощи". Сейчас, конечно! Только тапки зашнурую. Начинаю заученную долгими тренировками в бассейне дыхательную гимнастику. Вдох, выдох, выдох... Ещё... "84. Снижение сердечного ритма. Отмена повышенной готовности". То-то же! Будет она меня ещё дурацкими ночными химерами пугать!

Привычно ставлю кофе и пока кофемашина уютно оттикивает божественный напиток в колбу, выхожу на залитый почти уже майским солнцем балкон делать ежедневную утреннюю гимнастику. Хорошо. Жить так и хочется! От ночного кошмара солнце, как от скользкого в паутинных разводах тумана, не оставляет и следа. Приснится же! Наверное, это , был "тролль" в моей twitter — ленте с тлеющей злобой в зубах. Или это наш топ-менеджер с работы, Иван Натанович. Тот ещё упырь: сколько он нам с ребятами крови попил... От образа Ивана Натановича злобно чихающего от Пашкиной крови, переполненной доброй иронией и сигаретным смогом, в виде жалко сморщенного вурдалака мне становиться смешно.

Сегодня, наконец-то, начало долгожданного отпуска. Не надо идти в редакцию, в душный и шумный кабинет, с Фудзиямой священного долга перед слушателями и читателями. Всё задвинуто на три недели в дальний-дальний угол мозга. И Иван Натанович, и вечная спешка, летучка, нервотрёпка. Туда же отправились и мои twitter — обязанности и модераторские мытарства дискуссионного листа, где кипят вечные "слепые" детсадовские страсти надтреснутых амбиций и взаимных претензий. Пока-пока, обед на 21 день. Отказываюсь от постоянной книги в смартфоне. Сегодня хочу жить реальной жизнью, хочу воздуха этого мира, а не эфемерной смеси газов чужих мыслепланет. Ставлю на воспроизведение плейлист для хорошего настроения — не частый, к сожалению, гость в моём плеере в последнее время. Мажорные звуки этнических барабанов заполняют собой всё свободное пространства мозга. "120.": отсчитывает Миллена мой пульс, но уже не видя в этом факте никакой аномальности. Серия приседаний. "122." Заканчиваю я отжиматься.

По дороге в аэропорт я не утерпел и слушал новую книгу Ольги Громыко. Ничего не могу с собой поделать. Я типичный запойный книгочей. Дай мне волю, и я забуду бриться и стану питаться одной лапшой — скороготовкой, только бы побродить по неизведанным тропам книгомира. Книги вливаются в меня с шумом падающего ведра воды в ненаполняемый колодец. Но сегодня мне не хотелось экспериментов, не хотелось съесть какую-нибудь душевную отраву, вызывающую стойкую изжогу моей психики. Пусть в это утро, утро прибытия на Мальдивы, будет проверенный автор. А я разве не говорил? Да, сегодня я лечу в дайверский рай — на Мальдивские аттолы. Я, Наиль и Паша, то есть, как мы сами себя называем "Слепой Пью безлимитед", уже давно пускала слюнки над интернет-картами этих тропических мест. И вот средства были собраны, билеты заказаны, оборудование перепроверено и тщательнейшим образом бережно упаковано и даже место пристального нашего дайверского внимания найдено — затонувший паровой катер времён конца 19 века у затопленной же пристани. Все отправились в Мале и, конечно, только я задержался: должность главного редактора держала меня тысячью лилипутских канатиков спеленавших тело Гулливера.

Добираюсь до Домодедова. Ничем не примечательный молодой человек с очками дополненной реальности на носу. Разве что, одет немного не по сезону. Хоть и проснувшаяся весенняя природа неодобрительно коситься на мою лёгкую ветровку, но весна врывается в счастливо распахнутые лёгкие неудержимой жаждой жизни и молодой зелени, а пушистые тёплые ладошки солнечных лучей так и подгоняют меня вперёд. Да ещё неизменная спутница слепого — белая трость. Моя, чуть толще обычной: в ней находится дополнительный аккумулятор для всего моего оборудования и ещё её можно использовать как антенну, если надо усилить беспроводный сигнал. После экспериментального социального хирургического вмешательства, я вообще чувствую себя киборгом: прежде всего, в меня вшиты несколько чипов, анализирующих в реальном времени, моё состояние здоровья — пульс, давление, состав газов в лёгких и крови, уровни различных жизненных показателей. Доктор — терапевт и биохимия крови под кожей. Всё это — "лаборатория на чипе", обменивающаяся информацией с центральным обработчиком сигналов — моим телефоном. Тот же в свою очередь, связан с внешним миром и медицинскими компьютерами, которые и принимают решения в трудных для моего телефона ситуациях. Встроенная лаборатория идентифицирует меня как слепого для окружающих датчиков внешнего мира. А датчики эти напичканы на каждом метре окружающей обстановки. Любое здание, автобус, да что там — каждый лифт ими снабжен. Они, как зрячий помощник, ведут меня от точки к точке посылая информацию на мой телефон-навигатор и иногда включая негромкие звуковые маячки для ориентации. Говорят, что ещё и направление подсвечивается в очках, но понятно я этого не вижу. Очки у меня тоже не простые. Они отслеживают направление взгляда, движения и сравнивают это всё с картой в навигаторе. Они распознают сильно близкое фронтальное приближение какого-либо объекта, передают мне информацию о данном объекте, распознают предметы в моих руках, купюры, ценники в магазинах и т.п. И все эти вещи голосом Милены вещаются мне прямо в ухо, ведь динамик тоже встроен мне в нижнюю челюсть, передающий мне звук через кость. Так что наушники теперь мне не нужны: звуки музыки, книг и синтезатора с её сообщениями всегда со мной. Микрофон я тоже попросил встроить туда же. Теперь и телефон вытаскивать из кармана не надо и под водой нет никаких проблем со связью, где наушники из-за давления использовать невозможно. Связанная со мной через лабораторию Милена, спит в тоже время, как и я, и будит меня с утра, включая сигнал будильника мне прямо в ухо, как сегодня. Но сегодняшние сны вспоминать не хочется.

Ловлю себя периодически на разговорах с синтезатором. Всё же человек социальное животное... А не бобыль, как я. Если б у меня была подруга, то наверняка ревновала бы. Но подруги у меня нет и после недавнего траги-эмоционального взрыва, разорвавшего мою жизнь на до и после, вряд ли вскорости будет.

"Домодедовская": почти синхронно сообщила с динамиком метро моя Милена, "По эскалатору вверх направо". На улице негромким писком приветствовала меня маршрутка до аэровокзала. 8-ми часового перелёта я с моей замечательной тростью не боялся: сухой паёк для аудиокнижки приготовлен. Поэтому я и не заметил, как в сопровождении рыжей белорусской ведьмы попал на Мале. Настырная Миленка не дала полностью отдаться книжному загулу, предупреждая о переводе системных часов на час вперёд.

Вы забегали когда-нибудь после долгой прогулки по весеннему московскому парку в кафе? Когда соскучился по весне и, если ещё в компании, ходишь и ходишь по тропинкам парка в обоих направлениях до тех пор, пока желудок настойчиво не потребует в себя чего-нибудь положить и желательно погорячее, а озябшие голые руки в томительной истоме предвкушают эту горячую чашку подержать. И вот, согревшись, выходишь опять в пьяный воздух зеленеющего парка к обрывкам людских разговоров и детского смеха под аккомпанемент нечастых птичьих свистков и трещоточных трелей. Переступаете порог и ...

Загрузив в телефон расписание и маршруты общественного транспорта, я убедился в его почти полном отсутствии. Тогда я решил испытать давнюю мою задумку и заказал беспилотное такси. Постоянно до меня доходили слухи о его существовании, но случая воспользоваться не предоставлялось. Машина пришла быстро и я всё тем же знакомым способом с подсказками Милены и направляющими звуковыми сигналами сел в небольшой салон каплевидной маленькой, почти кара, машинки. Мой телефон запросил подтверждение маршрута и готовности к отправлению и мы тронулись. Ну что сказать? Небыстрая езда, плавные повороты и недолгая дорога почти не оставила о себе впечатлений, разве что водителя-кавказца не хватало. Мы приехали в морской порт, где служащий сопроводил меня на аналог нашего автобуса — морской парусный катамаран — местный популярный вид транспорта. И под фон шума волн, брызг, которые до меня не долетали, поскрипывания оснастки корабля и мачты, на которой явно не развивался парус, так как мы шли на двигателях, я погрузился во флибустьерские грёзы и романтическое настроение. Наверное, я задремал, так как на место мы прибыли почти мгновенно. До нашего с ребятами дайв-лагеря оставалось совсем чуть-чуть. Но это чуть-чуть лежало в безлюдном отдалении от протоптанных путей сообщения. С помощью местного служащего порта, что помогал мне сойти с трапа, я подрядил местного толи рыбака, толи проводника, отвести меня к месту на моторной лодке.

Хозяином моторки был старик, представившийся Шихабуддином. Он не понимал по-английски, так что нам пришлось общаться на обрывках английских популярных слов и смеси русского с пантомимой. Я представился: "Михаил, Майкл, Майк", и вопросительно сделал паузу, указывая в его сторону, и сводя ладони вместе, показывая на уменьшение произносимого имени. "Шихабуддин": — неуверенно повторил он: — "Абу, дядя Абу...", прозвучало по-английски.

К лагерю я думал попасть вечером и уже предвкушал бедуинский ужин в компании друзей под сказочно-чужим южным небом. На вопрос "Что со мной не так?" дяди Абу, я на двух языках ответил, что слепой и для верности закрыл ладонью глаза, а открыв помотал отрицательно головой. "Я помочь тебе, когда будем на месте": — пообещал дядя Абу. "А зачем ты едешь?". "Дайвинг": — показал я пловца брасом и сделал вид ныряющего и пускающего пузыри человека. Мой проводник понимающе пробулькал что-то, улыбаясь и больше с вопросами не приставал. Я же тем временем углубился в жизненные перипетии профессиональной ведьмы, включив аудиокнигу.

Солнце склонялось к вечеру, но росту температуры этот факт вовсе не мешал. Духота была, как перед грозой: даже чаек, вечных погранвойск морских побережий, не было слышно. И мне всё чаще приходилось прикладываться к заранее купленной на берегу бутылке с минеральной водой. Дядя Абу тоже притомился, так как я отчётливо ощутил движение грузного тела, которое толи с размаху уселось на корму, толи закинуло небрежно ноги на скамью. Особого внимания я тогда этому не придал. Так прошло ещё некоторое время. По всем моим мысленным расчётам мы должны были уже давно прибыть к месту моего отдыха в ближайшие недели. Я спросил старика об оставшемся времени в пути. Ответа не было. Наверное, дядя Абу усмехается бывалой усмешкой перевозчика над нетерпением туриста, а пояснять, что я не знаю, где нахожусь и не вижу берега и каких-либо ориентиров, мне тоже было неприятно. Мог же старик вспомнить своё обещание помочь слепому. Так мы провели ещё какое-то время. Ожиданье длилось отвратительно долго: однообразный рёв мотора, плеск воды и океанская тишина. Мне показалось, что лодка начала поворачиваться к левому борту. Наверняка мы почти приехали и огибаем какое-то береговое препятствие, дабы удобно пришвартоваться. "Приехали, дядя Абу?": — вопросительно крикнул я. В ответ крен лодки стал ещё больше. Последние метры. Но минуты всё длились и длились и по моему внутреннему компасу мы сделали полный оборот. Я вынул телефон, чтоб узнать время и координаты моего нахождения. Было время заката, и по моим расчётам я давно должен был находиться на месте. Сети в телефоне не было, так что местоположение нашей лодки оставалось тайной.

"Дядя Абу?": — повторил я несколько раз в сторону проводника, надеясь, что старика обуяла возрастная глухота. Всё та же тишина. Лодка, теперь я в этом был точно уверен, кружила на месте и делала уже не первый широкий круг. Я осторожно поднялся и в позе гориллы, упираясь в борта лодки руками, стал пробираться к капитану нашего судна. Дядя Абу, обмякший, сидел безжизненным кулём в липкой испарине и тяжело и хрипло дышал, слегка подпирая штурвал.

Чтоб тебя! Так, что там надо вспомнить о первой доврачебной? При инфарктах или инсультах или?.. Мне тебя даже положить некуда. Я сбросил с себя рубашку с короткими рукавами и опустил её за борт. Отжал и попытался соорудить на голове старика чалму. Слегка, аккуратно похлопал влажными ладонями по щекам. Похлопал чуть сильнее. Во-первых, это желаемого эффекта не дало, а во-вторых, вместо приведения старика в чувство я получил неожиданный чих мотора. Наверное, он бы "простыл" и без меня, но в тот момент мне стало не по себе: как — будто лодка была солидарна с хозяином и тоже стала "хворать". Дабы прекратить цирковое дефиле лодки по океану, я заглушил уже "простуженный" двигатель. Что толку жечь остатки бензина, если не видишь куда плыть. Берег мог быть как в ста метрах от меня, так и в десяти тысячах. Я отхлебнул воды из бутылки, запрокинул голову старика и влил ему в рот немного воды. Что же делать? Я сомнабулически опустился на скамью. Мой маршрут был известен и меня рано или поздно хватятся, да и исчезновение старика Абу незамеченным, наверняка, не останется. Нас безусловно найдут, остаётся только ждать. На всякий случай я проверил карманы проводника на предмет сердечных лекарств. В кармане его рубашки я нашел только платок и пакетик, на ощупь похожий на пакетик с сахаром — такие выдают в поездах, пара кирпичика рафинада в бумажной обёртке. Ещё была поясная сумочка, где я обнаружил бумаги, деньги, ключи и пластиковый цилиндрик "маркера". Не намёка на валидол или другой нитроглицерин. Странно, обычно опытные сердечники всегда таскают ворох лекарств с собой.

Тем временем поднялся ветер, а с ним усилилась качка. Я не страдаю морской болезнью, но оптимизма это мне никак не прибавляло. Жаркий день превратился в прохладную ночь. С голым торсом сидеть стало крайне не уютно, и я достал из городского рюкзака, где носил весь свой багаж, московскую ветровку.

Тем временем, дядя Абу стал проявлять признаки жизни. Издавая хрипящие стоны и бредовое бормотание, он сполз на дно лодки и попытался устроиться там поудобней. Ещё раз, безуспешно пошлёпав его по щекам, я подложил под его макушку рюкзак и перебросил его ноги через скамью, где сидел.

Я уже готов был выть, когда окружающий звуковой фон изменился. Качка приобрела иной характер и, сначала издалека, а потом всё слышнее, стал до моего напряжённого слуха доносится не просто шум волн, а звук всё нарастающего прибоя. Наверное, вскоре, хотя время для меня тянулось убийственно медленно, дно лодки заскребло по песку.

Я осторожно выбрался из скорлупки судёнышка. Сделал несколько шагов и, убедившись, что это какой-то пляж, втянул лодку ближе к берегу. Я закричал во всю свою мочь, надеясь привлечь внимание. Крик мой пронёсся вдаль, не зацепившись ни за одно препятствие на этом берегу. Хотя нет: какое-то незначительное искажение всё же было. Сделал очками снимок в направлении препятствия, но безрезультатно — сети по-прежнему не было. Пройдя три десятка шагов по песку с тростью, я обнаружил довольно большой валун размером с небольшой легковой автомобиль. Ещё немного покричав и походив вокруг, я пришёл к выводу, что мы оказались на маленьком пустынном клочке суши. "Таинственный остров", его мать!

Я перетащил старика к валуну. Упитанный бурдюк с суповым набором и курдючным жиром, каким мне показался бесчувственный Абу, довольно сильно утомил меня своей "логистикой". Затем я осмотрел содержимое лодки повнимательней, без качки и без неподвижного громоздкого тела её хозяина. Под скамьёй, на которой сидел старик, я нашёл довольно большой кусок брезента, которым, по всей видимости, укрывали лодку от непогоды, полторалитровую бутылку с водой и канистру с бензином, снасти для рыбалки и спички в жестяной коробке. Ещё в лодке я нашёл пару небольших вёсел.

Воткнув вёсла в песок, между ними и валуном набросил тент. От сильного дождя эта ненадёжная конструкция не спасёт, но от солнца этот импровизированный зонтик укроет. Устроив поудобнее там старика, я обошёл периметр нашего временного лагеря и ещё раз убедился, что мой телефон вне доступа сети. Я забрался под тент и включил аудиокнигу в наушнике, твёрдо дав себе слова не отчаиваться и дождаться спасения. Так я долго лежал, плохо следя за перипетиями книжного сюжета, прокручивая в голове, как жернов мельницы, одни и те же мысли по кругу. Пока не понял, что зверски хочу есть. Вода, хоть и немного, но у меня была, а вот еды не было совсем. Хотя... Я вспомнил о кирпичиках сахара. Вынул из кармана проводника упаковку и это действительно, оказался рафинад. Я рассосал один брусочек и запил его водой. А потом меня сморил сон.

Перед рассветом меня разбудил старик. За ночь он пришёл в себя, что меня крайне порадовало, но состояние его сильно изменилось к худшему: он почти не мог ничего сказать, ежесекундно облизывал сухие губы и дышал так, как будто легкие его превратились в неисправный кузнечный мех. Шевелиться он был просто не в силах. И, ко всему, его периодически тошнило. Я дал ему остатки воды, но вскоре она из него вылетела, вызвав душераздирающие спазмы. Старик был в холодной липкой испарине и от него резко пахло чем-то химически-цветочным. Я подумал, что сердце тут, наверняка, ни при чём. А, скорее, не только сердце.

Я открыл последнюю бутылку воды. Старик нервно стал шарить вокруг. На мой краткий вопрос, он прохрипел:- "Багаж". Бредит что ли, о каком багаже речь? Тьфу, перевод нужен с русского на русский. Сумка, что я стянул вместе с ремнём. Я передал её Абу и он вынул из неё "маркер". "Дайбет": — прошелестел он и что-то кратко отщёлкнуло несколько раз. От этого короткого слова на меня пахнуло не то прокрустовым ложем, ни то прозекторским столом и нервный всхрап моего вздоха вдруг наполнился сладким тлетворным запахом смерти. Желудок мой виновато поджался, вспоминая вчерашний свой ужин, и кусочек сахара бросился мне в уши красным пламенем. Что же касается ушей, то там всё настойчивее слышался голос Милены о нехватки как энергии в аккумуляторе моего киберэго, так и сокращении, пока не критическом, питательных элементов в крови. "Длительная строгая диета не рекомендовано". Рад был бы разговеться, но праздничного пира пока не предвидится.

Ждать дальше спасения извне смысла не было: аккумуляторы на исходе, воды мало, учитывая тот факт, как она исчезает в Абу, не хватит и на день, еды нет вообще. Да и состояние здоровья старика ухудшалось и требовало немедленного врачебного вмешательства. Обстоятельства просто пинками гнали меня в рискованное отплытие от нашего нищенского убежища. Свернув нашу "палатку" и посадив старика за руль, с наставлениями смотреть, куда плывём, я попытался завести мотор. Но даже после бензинового "завтрака", наше "металлическое сердце" презрительно издавал фыркающие звуки храпения лошади, но работать отказывался. Пришлось мне садиться на вёсла. Мне этого также не хотелось, как и выжимать пойманных рубашкой, как бреднем, медуз при катастрофичной нехватке воды. Скрипя в душе зубами, я взялся за вёсла.

Попробуйте сесть на гребной тренажер. Ваш энтузиазм кончится уже через несколько десятков минут. Мне же пришлось грести, не видя дороги, не званая когда моя сверхусиленная тренировка кончиться, да и тренер был похож на заражённого зомбилихорадкой. Его постоянно тошнило и, кроме тяжелых звуков дыхания и внутриутробных извержений за борт, никаких других указаний от него слышно не было.

Когда встало солнце и рубашка на спине стала превращаться в соленой панцирь, ладони мои покрылись липко-кровавыми мозолями. Абу превратился в бесполезный куль и смотреть куда-либо, а тем более направлять и комментировать, уже не мог. Дышал он так, что хрипение Дарка Вейдера из "Звёздных войн" по сравнению с ним было невесомым дыханием цветочной феи. Я понимал, что ещё немного и лодка превратиться в погребальное судно викингов с покойником на борту и мной в качестве Харона. Перспектива превратиться в легендарного призрачного "Русо-арабца" душу никак не грела. Старик, в приступе неудержимой рвоты, перегнулся через борт и сил упасть в лодку обратно у него уже не было. Я опустил руки и перестал грести. Какой смысл? На меня накатило такое отчаяние и равнодушие, что, говоря откровенно, я всерьёз выбирал способ покончить с этим адским бесперспективным существованием: размозжить голову веслом или утопиться или и то и другое.

Так в оцепенении прошло некоторое время. Лодку несло течением. Её развернуло бортом к волне и качка была ощутима, но мне было уже всё равно. Можно было из канистры из-под бензина сделать парусный якорь на носу, но какой был в этом смысл!?

И вдруг на мои уши обрушился шквал какофонических звуков: различные звонки и блямколки вперемешку с захлёбыванием синтезатора, что сообщение получено и отправлено, координаты распознаны и переданы, фотографии определены и ожидают своей очереди. А поступающая корреспонденция сумасшедшими электронными барабанами стучалось мне под череп и радостно разносила мне нижнюю челюсть маниакальным отбойным молотком. "Вы вошли в зону поддержки сети". Абу, перегнувшись через борт вниз головой, издавал душераздирающие звуки освобождения желудка от содержимого, теперь уже только воздуха, и перемежал это действо криком смертельно раненого тюленя. Но меня это больше не трогало. На моём лице расплывалась счастливая усталая улыбка. Ведь в отдалении мне уже казалось, что слышны звуки приближающейся помощи. А пальцы выстукивали ритм:

"...Все так сложно

Все так просто

Мы ушли в открытый Космос

В этом мире больше нечего ловить..."